http://morkovka.net
морковка
 
 | м | новое - старое | эротические рассказы | пособия | поиск | рассылки | прислать рассказ | о |


 Знакомства   Я Ищу от до в

рассказНежность /Самарканд/
автор: Бучельников Николай
тема: эротика
размер: 97.04 Кб., дата: 24-01-2001 версия для печати
страницы: [Пред.] 1 2 3 4 5 [След.]

     Но главный конструктор чувствовал, что истинная причина аварии находится в самом двигателе, в том неуловимом "винтике", которого тому не достаёт. Что-то сверкнуло в мозгу у Алексея, нет "винтик" он не увидел, но ясно понял истинную причину случившегося и то, как можно избежать подобного в дальнейшем. Никому об этом говорить он не стал, а оставив Петра разбираться с оставшимися у него проблемами, сам поспешил домой, чтобы нарисовать на бумаге, возникшее в его голове видение. И пока он шёл и "обтачивал" изменения конструкции, внезапно, на одно мгновение, Алексей увидел двигатель, каким тот должен был быть на самом деле. И та доработка, что он обдумывал минуту назад, была совсем не нужна. И тут же он увидел в окошке своего дома Вайле, склонившуюся над книгой.
     Одно видение затмило другое. Перед ним снова стояла та богиня, которую он впервые увидел на крыльце лесничества.
     Алексей споткнулся об доску в тротуаре, Вайле подняла голову от книги на звук, но он успел зайти за плотный куст акации, разросшийся у калитки, и девушка, поглядев ещё какое-то время задумчивым взглядом на улицу, вновь опустила голову, поправила выбившуюся из прически прядь и продолжила чтение.
     Как долго Алексей так стоял, наблюдая за Вайле из своего укрытия, потом он не мог вспомнить.
     "Ну, почему!!! Почему, опять Петька меня обошёл?! Снова надо его догонять. Вот так всегда! Зараза какая! Чтоб ему провалиться. Лучше бы он разбился по-настоящему или в болоте своём утоп."
     Как-то совладав с собой, Алексей пошёл дальше по улице, так и не зайдя к себе домой домой.
     Начавшийся вновь дождь нисколько не остудил приступа его внезапной ревности, хорошо, что хоть прохожих никого не было, которые могли бы обратить внимание на его странное поведение. Дойдя до конца улицы, Алексей очутился на берегу реки, присел на стоящую там скамейку, не обращая внимания на то, что брюки сразу же промокли от прикосновения к мокрому дереву. Он сидел и злился на весь мир, на себя, на Петра, на Вайле, на поломку мотора, на этот проклятый дождь, и только одна мысль свербила его голову: "Она должна быть моей." Он понял это ещё тогда, на том лесничестве, когда в первый раз увидел её, освещённую солнечными лучами, но только сейчас из того видения, из образа, отпечатавшегося у него в мозгу, Алексею стали понятны свои желания, свои отношения, надежды и помыслы, связанные с Вайле.
     "К чёрту дружбу, к чёрту всё на свете! Она нужна мне. Она должна принадлежать только мне! Мне и навсегда!"
     Алексей не придумал какого-либо плана и не стремился сейчас его придумать. Он добился главного - выработки задачи. Как она будет достигнута, какие средства придётся применить для её осуществления - дело второе.
     После того, как клубок мыслей, словно змеи, лезущих во все стороны, был приведён в порядок и застроен в ровную колонну, главный конструктор успокоился, поднялся со скамейки и торопливо пошёл домой, чтобы поскорей приблизить выполнение задачи. Но что-то всё равно не давало ему покоя, что-то совсем постороннее, от чего он замедлил свой шаг, пытаясь снова ухватить краешек мысли, спрятавшейся под шапкой-невидимкой. И только вновь споткнувшись на тротуаре, Алексея озарило:
     "Двигатель!"
     Он помнил то дополнение, которое собирался сделать ещё выходя из части, но тот образ, что промелькнул перед его глазами за секунду до того, как он увидел в окошке Вайле, - пропал. Это огорчило настолько, что когда он вошёл в дом, то был озабочен только этим и совсем не обратил внимания на Вайле, не пошутил, как собирался до этого, не сделал комплимента, словом вёл себя абсолютно не так. Он снова начинал злиться на себя и весь мир, и только много времени спустя понял, что такое поведение и было единственно правильным в ту минуту.
     - Привет. А где Петя?
     - Петя? . . . Пётр? . . . Придёт, наверно, скоро. - голос Алексея никак нельзя было назвать дружелюбным.
     - Что-то случилось?
     - Да, нет, ничего, это я сам. . . В части он задержался. Ничего с ним не случиться, не волнуйтесь. Извините, мне тут начертить кое-что надо.
     - Пожалуйста. Можно я книжку почитаю?
     - Спасибо, - Алексей уселся за свой стол, освобождённый ему Вайле - А, эту? Читайте, уж.
     Вайле остро почувствовала всю свою ущемлённость. Ей так захотелось, чтобы Петя пришёл именно сейчас и поддержал самим своим присутствием. А он всё не шёл. . .
      
     Расправившись с делами в части, Пётр решил найти им жильё. О квартире речь пока не шла, и вообще он мысленно благодарил Алексея, что тот ни словом не обмолвился о побеге из-под стражи и о Вайле. Занятное должно было быть выражение лица у командования части, если бы при возвращении Пётр сказал, что сразу же после аварии он нашёл свою судьбу в лице Вайле. Нет, с легализацией Вайле надо было чуть подождать, хотя бы несколько дней.
     По дороге к домику, что снимал Алексей, он заходил чуть ли не в каждый двор и спрашивал, спрашивал, спрашивал. Но никто не хотел сдавать жильё ни "молодожёнам", которые не могли представить своих документов, ни одной девушке-литовке, без советского паспорта, и не понятно как очутившейся на территории Белоруссии. Пришлось возвращаться несолоно хлебавши. И Петру было ужасно стыдно перед Вайле и обидно за самого себя за то, что ему не удалось решить эту проблему, которая казалась ему такой пустяковой по дороге сюда.
     Когда Пётр вошел в дом Алексея, тот уже закончил набросок схемы доработки двигателя. Он мог заставить себя коптеть над чертежами долгое время, но предпочитал поручать это другим. Черновик был готов и по нему инженеры были способны внести необходимые изменения в основные чертежи. Алексея увлекал сам творческий процесс, решение некоего кроссворда, задачи, уравнения, а оформление результатов своей работы приводило его в уныние.
     Радующегося удачному разрешению проблем с двигателем (а он был уверен, что теперь все "винтики" находятся на своих местах, и тот будет работать как часы), сейчас его не беспокоила Вайле, те чувства, что она вызывала, и только смутное видение, промелькнувшее давеча перед его глазами о новом двигателе, исподводь давило на сознание. И, хотя, Алексей отмахивался от него: "А, потом вспомню", оно все равно не давало покоя. Страх, что этого никогда не случится не давал ему покоя. Почему-то Алексей был уверен, что этот, мелькнувший перед его глазами мотор и был именно той, главной, целью его жизнь, ради которой он появился на этом свете, по прихоте родителей и воле Бога.
     Тут пришел Пётр, Алексей предложил отметить его благополучное возвращение, а про себя, заодно, и обмыть свою новую "придумку". Хозяйки еще не было дома, они вдвоем сообразили что-то поесть, всячески отказываясь от помощи Вайле. Пётр бросал на нее такие томные взгляды, что будь Алексей не так обрадован решением проблемы с двигателем, то это сразу же омрачило бы его веселое настроение. Но тот ничего не замечал, суетился и болтал без умолку. Вайле смеялась от его шуток, но Пётр иногда перехватывал ее взгляд, который говорил ему: "Любимый, я так хочу остаться с тобой наедине!"
     Потом был собственно ужин, во время которого Вайле недвусмысленно тёрлась под столом с низко висящей скатертью своей ногой об ноги Петра, что не мешало ей поддерживать общую беседу, потягивать терпкое красное вино, бутылку которого они втроём приговорили за вечер, и только на последней рюмке она обратила внимание на неуловимое и непонятное ей неудовольствие Петра, что заставило её поперхнуться, прервало беседу, после чего вечер тихо сошел на нет.
     Причина же, по которой по лицу Петра пробежала тень гримасы боли, была ужасно простой: от нежных прикосновений пальчиков Вайле, его детородный орган пришел в возбуждение и занял такое неловкое положение в брюках, от которого его владельцу было немножко больно, однако ни ёрзания на стуле, ни напряжения самого члена, не смогли заставить принять его должное положение, а поправить "негодника" рукой казалось ему неприличным.
     Еще до ужина друзья приняли решение, что Вайле останется ночевать в комнате Алексей, а тот, вместе с Петром, отправится в общежитие в части. Но хозяйка, работающая во второю смену, пока что не вернулась домой, а предупредить ее было просто необходимо.
     За окном уже сгустились сумерки, и Вайле попросила Петра проводить её на улицу. Выйдя из дому она не упустила возможности сразу же поцеловать своего любимого и крепко обхватить рукой через ткань брюк его гордость.
     - Дорогой, что случилось?
     Услышав произнесенный ей на ухо ответ, она не могла не рассмеяться, да так звонко, что сразу же заставила протрезветь оставшегося в доме Алексея.
     Показав "домик", Пётр вернулся в комнату и, заглянув через порог, сказал:
     - Мы пройдемся немного, хорошо?
     - Вы там давайте, недолго... скоро хозяйка прийдет. В часть пора, а то поздно. Завтра будет много работы.
     - Хорошо.
     Пётр и Вайле пошли по улице в направлении речки. Было уже совсем темно, и только в редких домах горел свет. Сентябрь близился к концу, жители выкопали картошку и запах картофельной ботвы заглушал все остальные, и даже шедший весь день дождь не смог его перебить. Сейчас с неба ничего не капало, свежеющий ветерок разогнал тучи, сквозь которые проглядывали звёзды. На высоком берегу реки, почти что сразу за околицей, шумели сосны, а ниже, у самой воды, мальчишки жгли костёр, и снопы искр взметались вверх на многие метры.
     И, хотя костёр был далеко, но свет от него временами освещал тусклым красным светом лицо Вайле, её фигуру, спрятавшуюся за сосной и зачарованно смотревшей на него.
     О чем она думала?
     Пётр подошел к ней сзади, взял в свои руки ее груди, крепко прижал и стал целовать ее в шею. Руки девушки не отпускали сосну, казалось они еще сильнее сжали кору дерева, и только ее попка настойчиво тёрлась об Петра. Он не стал долго ждать, задрал юбку, стянул трусики, дернул свою ширинку, оторвав несколько пуговиц, и почти что со всего размаха вошел в лоно Вайле, приятно ощущая, как она ждала его...
     Пётр и Вайле отсутствовали всего полчаса и вернулись счастливые и немного уставшие вместе с хозяйкой, которую встретили у калитки. Обо всем с ней договорившись, Алексей и Пётр отправились в часть.
     Оставшись наедине с хозяйкой, женщиной лет сорок пяти, Вайле сразу нашла с ней общий язык, взяв тон не юной девушки, а молодой женщины на равных разговаривавшей со своей старшей подругой. А та, поначалу опешившая от такого вольного с ней обращения, уже через несколько минут забыла об этом, увлеченная беседой с её нежданной постоялицей. Ей было интересно слушать собеседницу, она завидовала её внутренней свободе, про себя сравнивала Вайле со своей молодостью, и воспоминания тех далеких дней оживали, вызывая всполохи старых переживаний.
     Они вместе быстро сделали дела по дому, хозяйка дала Вайле свежее бельё и отправилась спать. Но сон не шел, и до полуночи перед её глазами чередой шли образы, как ей сейчас казалось, не совсем удачной юности, от каких-то воспоминаний ей становилось стыдно, и она, зажмурив глаза и натягивая на лицо одеяло, пытаясь их прогнать, другие, наоборот, старательно прокручивала в своей памяти, и мелкие детали, давно утраченные её сознанием, вновь радовали, возвращая минуты счастья. Да и те, неприятные моменты, все равно, по-своему, радовали.
     Вайле заснула почти сразу. Ей не снилось ничего. Она ждала утро, ждала встречу со своим любимым, зная, что он сможет придти к ней только вечером.
      
     Через три дня, с помощью хозяйки Алексея, Вайле удалось снять комнату неподалёку у ее знакомой по работе. Они обе работали в вечернюю смену и считали, что лишний глаз присматривающий за домом не повредит.
     Вайле хотела устроить небольшое торжество, приготовила праздничный ужин, Пётр обещал придти пораньше, до Алексея, чтобы они могли остаться наедине, но забежал после обеда лишь на минутку, поцеловал её и уехал на завод за новым самолётом. Грустно и обидно. Нет, она понимала, что это его работа, что Пётр не совсем волен распоряжаться своей судьбой и его свободное время зависит от воли множества других людей, его командиров, её не так волновало и расстраивало отсутствие физической близости. Но почему именно сегодня?! Она хотела его, ждала и надеялась. Хотела испытать оргазм получая многочисленные ласки Петра, хотела своими ласками доставить ему неземное удовольствие, но самым главным было то, что Вайле просто хотела, чтобы Пётр был рядом, чтобы можно было видеть его, занимаясь ли хозяйством, или ничего не делая, касаться его проходя мимо, теребить его волосы, проводить ладошкой по его гладко выбритой щеке, или щекотать его щетину. В этом её желании было что-то собственническое, она понимала, что это не правильно и нереально, но она хотела этого всем сердцем и ничего не могла с собой поделать. Он должен принадлежать только ей, и только она должна распоряжаться им, его временем и поступками. И любить его.
     И вот, вместо всего этого, ей пришлось накрывать стол для одного Алексея. Вдвоем они не торопясь поели, выпили по бокалу красного вина и долго беседовали о чем ни попадя. Нет, он не был ей противен. Он был могуч, статен, красив и умел поддержать беседу. Несомненно, внешне Алексей был симпатичней Петра, он должен был больше нравиться женщинам, знал это и пользовался своим преимуществом, но он не был её мужчиной. Не он ввалился голым, грязным и уставшим к ней в баню, а если бы и ввалился, то это никак бы не помогло ему. Алексей был черезчур уверенным в себе, чтобы возникнувшее в тяжёлую для него минуту чувство сострадания к нему могло бы потом вызвать любовь.
     Напротив, Пётр отдавал грубоватой силой, неповоротливый, несколько простоватый и вместе с тем застенчивый, нерешающийся первым сделать шаг навстречу. Она бы никогда не могла представить его просящего о помощи, если бы своими глазами не видела его, если бы своими руками не мыла и не согревала его измозженное тело. Почему она не обняла его сразу там, в бане, не прижалась к его телу своим, согревая его? Только сильный может попросить о помощи, только слабый может ее предложить. Ей было приятно быть слабой в сильных руках Петра.
     Во время своих предыдущих увлечений Вайле тоже получала удовольствие от интимных встреч, принимала ласки и ласкала сама, но, когда она, вместе со своим парнем шла по городу, то его присутствие не мешало ей смотреть на других мужчин и желать наиболее приглянувшегося. Нет, она не стремилась изменить, она любила своего избранника, но это не мешало ей хотеть других. А Пётр, появившийся в её жизни всего неделю назад, полностью лишил её этого "хотения". И Вайле не могла объяснить себе, почему это так. Ласки, поцелуи, близость - всё это было и раньше. И получаемое наслаждение было таким же как и прежде, но... как это сказать ... может просто Пётр был другим. Её Петром, и ни чьим более. И она была только его, и больше всего на свете хотела, чтобы это было именно так.
      
     Завод, на который Петр поехал за новым самолетом, находился на юге Украины, и ему пришлось добираться до него целый день. Он всегда воспринимал командировки, как перемену обстановки, лишний повод отдохнуть, поразвлечься, но сейчас, когда у него появилась Вайле, его настроение было отнюдь не праздничное.
     Петру все время казалось, что окружающие его девушки постоянно строят ему глазки. И проводница в вагоне, слишком часто заглядывающая в его купе, интересующаяся не принести ли чего и черезчур низко наклоняющаяся, ставя на столик чай, так что от ее грудей, вываливающихся из тугого платья, призывно пахло разгоряченным женским телом, соседка по купе, у которой слишком высоко задиралось платье, а ночью слишком низко сползало одеяло, официантки в вагоне-ресторане, приветливо, как-то по-дружески, как старому знакомому, улыбающиеся ему, горничная в номере гостиницы, с расстегнутой пуговкой на халатике далеко выше коленок, даже сержант на проходной завода, не по Уставу приветствующая его - все, казалось строили ему глазки. И самое обидное состояло в том, что они были красивыми, ладными девушками, нравились Петру, но что-то не давало тому увлечься ими. Какое-то подспудное чувство сидело в нем, какая-то заноза постоянно задевала за нерв и не давала спокойно жить. У него была масса свободного времени, но он не знал куда его применить. Ему хотелось всех этих окружающих его девушек, всех сразу, но ему не хотелось обидеть Вайле, пусть даже она никогда не сможет узнать о его мимолетном увлечении.
     Поезд, унесший его на тысячу километров южнее, вернул Петра в теплое, румяное лето, когда на каждом шагу пышногрудые хохлушки торговали яблоками, арбузами и прочими фруктами. Вечерами на набережных было полно народу, отовсюду слышалась музыка и царило умиротворение.
      Петру захотелось вот так же, как и все остальные, взять Вайле за руку и пройтись с ней мимо величаво плывущей реки, и, вместе с тем, он не мог представить себя и Вайле в идущими среди множества людей этим тихим, теплым вечером, когда природа подобна счастливой матери, которая избавившись от бремени, держит своего ребенка на руках и тихонько укачивает его.
     Ему больше хотелось обнимать Вайле в глуши леса, когда холодный дождь просачивается сквозь густой частокол иголок, и тонкие струйки воды, пробегая по их волосам и лицам, стекают на и без того уже промокшую одежду, отчего кожа под ней становится такой пупырчатой и упругой.
     Ему больше хотелось ощущать резкий запах сена, сосновых иголок прелой листвы и парного молока, чем все эти сладковатые запахи южного лета.
     Ему больше хотелось чувствовать запах Вайле, ее пота, слизываемого с разгоряченного тела, ее губ и языка, ее нектара, который сильной струйкой ударялся в его язык в момент наивысшего экстаза.
     Быть может он переменил бы свои взгляды, если рядом с ним была Вайле, быть может ему бы доставило большое удовольствие взять сочную грушу, выдавить на Вайле ее сладкий, тягучий сок, а затем слизывать его с ее тела, высасывая и вылизывая капельки из углубления пупка. Но Вайле не было рядом. И в эти несколько вечеров его сознание застывало и не хотело оттаивать даже под озорным девичьим смехом.
      
     Пётр вернулся через неделю, но только в субботу смог вырваться из части раньше позднего вечера.
     Наконец-то они смогли сесть рядом, посмотреть друг на друга при солнечном свете, наедине, если можно считать уединением нахождение в маленькой комнатёнке, за стенкой которой был слышен звон посуды и прочие звуки хозяйки, готовившей обед. Петр и Вайле сели на отозвавшуюся жутким скрипом пружин кровать, от которого на мгновение прекратились все звуки на кухне. Какое-то время они сидели не шевелясь, только смотря друг-другу в глаза. Но вот сначала соприкоснулись их руки, потом и они сами потянулись навстречу и слились в долгом поцелуе, прерванным особо громким звоном посуды, заставившем их сесть прямо.
     Вайле сидела ближе к шторам, закрывающим кухню и держала в одной руке раскрытую книгу. Петр высвободил свою руку от захватавших ее пальцев Вайле и медленно и осторожно стал задирать подол ее платья со своей стороны.
     Хозяйка без устали говорила, периодически задавая девушке вопросы, на которые та отвечала, обернувшись к Петру и теребя свободной рукой его волосы, охватывая шею, проводя пальцами по его полураскрытым губам.
     Пальцы Петра притянули к себе край платья и коснулись ноги его любимой. Замерев на какое-то время в одном месте, они перешли на внутреннюю сторону бедра и поглаживая и прищипывая нежную кожу, устремились вверх, остановившись лишь тогда, когда достигли пушистого холмика. Словно предвидя их свидание, Вайле не одела с утра белье.
     От этого прикосновения они оба вздрогнули, кровать противно скрипнула, Вайле в последний раз провела по щеке Петра и опустив руку оправила платье, скрыв под тканью руку любимого, а затем взяла книгу двумя руками, чтобы полностью скрыть "преступные поползновения". Ее глаза смотрели на Петра с большим нетерпением. Дабы не разочаровать девушку, его пальцы охватили весь холмик, сжали его и после этого стали с нарастающим давлением водить по нему вверх и вниз. Наконец волосики расступились и кончики пальцев провалились во влажную, охваченную негой ложбинку.
     Ответ Вайле на очередной вопрос с кухни прервался. Ей стоило большого труда связно закончить его, а потом сидеть неподвижно, стараясь, чтобы не скрипнула ни одна пружина, когда так хотелось извиваться от захлестывающего ее счастья. Но в этой вынужденной неподвижности была своя прелесть: нетерпение только увеличивало остроту ощущений.

страницы: [Пред.] 1 2 3 4 5 [След.]

 | м | новое - старое | эротические рассказы | пособия | поиск | рассылки | прислать рассказ | о |

  отмазки © XX-XXI морковка порно фото Пятница 29.03.2024 04:35